Эти заметки порождены самой жизнью и освящены авторитетом Гёте. Немного высокопарно, зато по существу. Про жизнь замечу только, что странствия ни по какой иной стране мира не оставляли во мне столько впечатлений и наблюдений, которые бы так насыщали, исправляли и оставались со мной на всю жизнь. Вот и с Гёте некогда случилось то же самое. Как известно, в кризисное для него время, осенью 1786 года, Гёте тайно уехал в Италию. Там он провел чуть меньше двух лет и вернулся к себе на север, в Германию, уже совершенно другим человеком. Своему другу и покровителю герцогу Саксен-Веймарскому Карлу Августу он признавался: «за время этого полуторагодичного уединения я вновь обрел себя». Преодолевал внутренний кризис и обретал себя Гёте, утоляя живой интерес в трех сферах: «высокого искусства», «природы» и «народных нравов». И надо сказать, что в Италии эти сферы неотделимы друг от друга. Стиль жизни, еда и то, что сами итальянцы именуют spettacolo della natura («зрелище природы»), органично связаны с созерцанием произведений искусства. Проще говоря, посетив музей, не забудьте хорошо поесть и оглянуться вокруг. Смешайтесь с уличной толпой, как это делал Гёте, когда в одежде ремесленника он отправлялся на рынок, общался там с людьми и ел то, что предлагали уличные торговцы и повара в незатейливых харчевнях. И вы вернетесь к себе на север с тем новым качеством в душе, которое сам Гёте определял как «внутреннюю прочность»: «серьезность без сухости и степенность, смешанную с радостью».
Алексей Юдин, историк, телеведущий.
Специально для проекта pro100-tour.ru
Туристический лекторий.
Жидкое золото
Всякий раз, когда я гощу в Риме у своего старинного друга, я получаю один и тот же урок. Ну, почти всякий раз. Усадив меня за стол, мой хлебосольный хозяин ставит передо мной склянку с оливковым маслом и, указывая на содержимое моей тарелки, назидательно говорит: «Non dimentichi, tu stai in Italia!»(1). Это своего рода ритуал, код включения в итальянскую реальность. Без оливкового масла итальянская еда просто немыслима, вернее, бессмысленна. Его добавляют в еду повсеместно: в салаты (insalata), различные блюда из овощей, пасту и ризотто, щедро поливают им мягкий сыр mozzarella, полученный из молока коров или черных буйволиц. Не говоря уж о том, что большинство итальянских блюд просто готовят на оливковом масле. Ну, разве что в кофе его не доливают. А в начале обеда, за беседой в ожидании первого блюда, можно просто налить оливкового масла в тарелку, посолить, поперчить и с помощью хлебной корочки все это поедать. Получится такая первозданная итальянская закуска – antipasto primitivo.
Оливковое масло – это некая первоматерия, первоэлемент итальянской и шире – средиземноморской кухни. Эта материя связывает и оживляет собой всякую еду. По-русски даже сам термин «оливковое масло» при его включении в реальность итальянской еды звучит как-то вяло и неубедительно. Замечательный переводчик и тонкий знаток итальянской культуры Елена Костюкович в этом случае пошла на такой риск. В своих книгах «Еда: итальянское счастье», «Вкус итальянского счастья» абстрактное «оливковое масло» она предлагает заменить на конкретный «олей». Кому-то этот архаизм может поцарапать слух, кому-то он придется по вкусу. Но своя правда в этой замене есть: в переводе с языка итальянской культуры на наши реалии l’olio di oliva – это нечто большее, чем просто «оливковое масло» и очень близкое к тому, что мы можем почувствовать в старинном слове «олей».
Олеи, если следовать Елене Костюкович, бывают разные. Существуют три категории оливкового масла. Первая, она же высшая – девственное масло – olio di oliva vergine. Эта категория также выстраивается по определенной шкале, сверху вниз: экстрадевственное масло – olio di oliva extra vergine (кислотность не более 1%), просто девственное – olio di oliva vergine (кислотность не должна превышать 2%), расходное девственное масло – olio di oliva vergine corrente и натуральное ламповое масло (и в том, и другом случае кислотность не более 3,3%).
Вторая категория – рафинированное оливковое масло — olio di oliva raffinato (предел кислотности 0,5%) и смесь рафинированного и девственного масел (кроме лампового) — olio di oliva (кислотность не более 1,5%).
Третья категория – самая низкая, здесь уже присутствует растворитель. Это масло из жмыха – sansa di oliva greggio и sansa di oliva raffinato (кислотность не превышает 0,5%). Sansa – это не олей, это выжимки.
А итальянская кухня безукоснительно требует только чистого оливкового масла.
Ламповое оливковое масло когда-то было широко распространено в римском и итальянском быту. Но сейчас оно сохранило только культовое предназначение. Так, например, огонь в неугасимой лампаде перед монументальной гробницей святого Франциска Ассизского – небесного покровителя Италии – питает именно ламповое масло. Его поставляет в Ассизи по очереди каждая из двадцати областей страны. А наливают новое масло в огонь лампады всякий год 4 октября – в день памяти святого.
Девственное оливковое масло для итальянца не только гастрономический первоэлемент, это эликсир жизни и здоровья. Об этом свидетельствуют итальянские поговорки. Вот, к примеру, мудрость из области Саленто – «L’olio d’oliva i mali li porta via» — «Оливковое масло уносит все беды». А в Умбрии говорят: «Dolori, olio dentro e olio fuori», ну типа «Заболел, – масло внутрь и масло снаружи». Или же: «Ungi e frega, ogni male si dilegua» — «Намажься и разотрись (маслом), – все зло рассеется». Итальянцы верят в целебную силу оливкового масла, как англичане в яблоки: «An apple a day keeps all doctors away!» — “В день по яблоку съедай и скажу врачам гудбай!»
Так что, если захотите почувствовать вкус итальянской жизни, начните с оливкового масла. В нем, как и в вине, запечатлен особый гений места с его первозданным вкусом воздуха, земли и воды. Вкусом жизни.
1. Non dimentichi, tu stai in Italia! — «Не забывай, ты – в Италии!» (итал.)
Вода обычная или живая
Дело было в Риме. Я жил в небольшом монастыре по соседству с Римским форумом. Как-то после ужина, вспомнил я о том, что прошлой ночью несколько раз просыпался от духоты. Ночная сухость во рту – вещь довольно противная, и глоток свежей воды мог бы принести спасение. Но я был новичок в Вечном Городе и пить воду из крана опасался. Так и промаялся до утра. Теперь уже, наученный горьким опытом душной римской ночи, отужинав, я смело прихватил с собой бутылку воды, благо ящики со спасительной влагой свободно стояли в столовой. На выходе столкнулся со старичком-монахом, который приветливо встречал меня накануне. “Vuoi un po’ d’acqua?”1 – спросил улыбчивый инок. “Si, vorrei prendere una bottiglia in camera”,2– ответил я. «Lasciala qua»,3– старичок показал на прихваченную мной спасительную бутылку. «Vieni con me»,4 – с этими словами он почему-то вытащил из ящика пустую бутылку и бодро затрусил во двор. Во внутреннем дворе монастыря был установлен питьевой фонтанчик – fontanella d’acqua. По отечественной традиции я нарек бы его колонкой. На мраморной панели фонтанчика, из которой торчал медный кран, было выбито SPQR. Остатки университетского образования подсказали мне, что означает эта надпись – Senatus Populusque Romanus – Сенат и граждане Рима. Шустро наполнив бутылку из фонтанчика, монах протянул ее мне со словами: «La pi? buona acqua nel mondo. Qualit? romana».5И слегка подмигнув, удалился по своим делам. «О, Боже, – подумал я, – неужели придется пить эту муть из того самого водопровода, «сработанного еще рабами Рима»? Вернувшись в свой номер, я тупо уставился на бутылку, прикидывая, как незаметно пробраться в столовую и изъять оттуда гарантированно чистую воду в надежно запечатанной бутылке. Однако вскоре любопытство сгубило меня, и я приложился к бутылке. Ощущение было ошеломительным, вкус необычайно легким и свежим. Мне почему-то сразу вспомнилась реклама, виденная ранее по итальянскому TV – «ти-ву», как тут говорят. Знаменитый альпинист Райнхольд Месснер, уроженец итальянской немецкоговорящей провинции Южный Тироль, рекламировал питьевую воду (правда, в бутылке). С непередаваемым, одновременно смешным и очаровательным акцентом, отхлёбывая из горлышка, он изрекал: «Altissima, purissima, levissima!».6Продукт в его руках так и назывался «Acqua Levissima». Не знаю, как насчет altissima, но то, что попробовал я, было точно и purissima, и levissima.
С тех пор, оказавшись в Риме, чем бы я ни был занят, всегда стараюсь найти случай и освежиться из уличного фонтанчика. Не из фонтана (fontana), а из fontanella d’acqua. В фонтанах, извините, совсем другая вода, не питьевая (non potabile). Кстати, из обычного водопроводного крана (rubinetto) течет все та же, живая питьевая вода. Сами итальянцы считают, что самая чистая, кристально-чистая (cristallina) и вкусная вода течет в водопроводах Кальяри, Л’Аквилы, Павии и Бергамо. Но в Риме и Милане, по итальянским меркам, все тоже неплохо. Ну а статистика говорит, что средний итальянец выпивает в год 172 литра воды. Так что, будете в Италии, присоединяйтесь к традиционному публичному водопитию. А вкус живой и свежей воды, уверяю вас, ничем не уступает вкусу доброго вина
1. Vuoi un po’ d’acqua? — «Водички захотелось?» (итал.)
2. Si, vorrei prendere una bottiglia in camera — «Да, хотел бы взять бутылку в номер» (итал.)
3. Lasciala qua — «Оставь это здесь» (итал.)
4. Vieni con me — «Пошли со мной» (итал.)
5. La pi? buona acqua nel mondo. Qualit? romana — «Самая лучшая вода в мире. Римское качество». (итал.)
6. Altissima, purissima, levissima! — «Высочайшая, чистейшая, легчайшая!» (итал.)
Храмы Италии
Любое путешествие – это прежде всего маршрут. Можно, конечно, немного задержаться в какой-то точке этого маршрута, сделать шаг или два в сторону от него, но в целом нужно двигаться проложенным курсом. Эти внешние ограничения и создают драматургию путешествия. Однако всякий, кто хоть раз оказывался в чужих краях, невольно ощутил присутствие в себе самом неких внутренних ограничений, своего рода внутреннего маршрута. Уклониться от этого маршрута – значит нарушить условные границы неведомого тебе пространства и оказаться в чужом месте. А уместно ли твое присутствие в этом чужом пространстве, и как к тебе отнесутся, если ты в него попадешь?
Возьмем, к примеру, Италию. Огромная часть достопримечательностей, которые вам откроются в этой стране, — это христианские церкви и монастыри. Христианские места в Италии — это прежде всего места католические. Многие католические святыни внесены во все путеводители и обозначены на всех маршрутах как шедевры мирового художественного наследия. Но большая их часть никак не отмечена для туристов, однако монастыри, церкви или часовни можно встретить на каждом шагу. Вдруг у вас возникнет желание зайти внутрь, то, что тогда делать и как себя вести? Ответ простой: если желание есть, то стоит зайти. Как правило, католические церкви в Италии открыты большую часть дня. Если существуют ограничения для посещений, то они указаны где-нибудь перед входом на табличке или листке бумаги с надписью orario – «расписание». Но представим себе такой вариант: вы давно наметили для себя какую-нибудь церковь или монастырь. Предположим, там находится фреска или картина, которая вам особенно интересна, или там захоронен человек, память которого вы хотели бы почтить. И вот вы приезжаете в это желанное место, а двери закрыты. Что делать? Поворачивать назад? Не надо отчаиваться и торопиться. Стоит попытать счастья и просто нажать кнопку домофона, который обязательно установлен где-то поблизости от дверей. Вам ответили – это первая удача. И если вам удастся просто и внятно изложить свою просьбу на каком-нибудь языке кроме русского, и вас поймут, то велика вероятность того, что запертые двери откроются. И вам с радостью покажут то, к чему вы так стремились. Ну а если вы при этом православный христианин, и ваш интерес носит религиозный характер, то, скорее всего, вы просто станет в этом месте желанным гостем. Итальянские католики любят русское православие и высоко ценят его духовное наследие.
Кстати, как вести себя в католической церкви, если вы исповедуете православное христианство? Попадая в те храмы, где постоянно толкутся туристы, вы можете обнаружить, что определенная часть внутреннего пространства – вокруг главного или одного из боковых алтарей – огорожена. До ограждения вы можете свободно осматривать все, что захотите. А вот около этого ограждения, как правило, невысокого, может быть установлена табличка со словами silenzio или preghiera – т.е. «молчание», «молитва» или даже стоять привратник, если в этом месте идет богослужение. Предположим, что вы хотите приять участие в молитве – индивидуально или вместе со всеми. Тогда смело проходите, а привратнику достаточно сказать: «Per la preghiera». Но вот участвовать в католической мессе и принимать причастие для русского православного человека – дело непростое. Участвовать в молитве – это одно, а причащаться, т.е. участвовать в таинствах, – совсем иное. Как раз это последнее Русская Православная Церковь не рекомендует своим верным: между Православной и Католической Церквами нет литургического общения. Однако, согласно своей собственной дисциплине, католики могут причащать православных, если на то существуют очень веские причины, например, угроза жизни. Но в принципе, если при каких-то обстоятельствах православный все же причастится в католическом храме, то ничего страшного с ним не произойдет, католиком он от этого не станет.
Самое важное, кем бы вы ни были – христианином, последователем другой религии или неверующим, оказавшись в католическом храме, соблюдать самые элементарные правила уважения к чужой святыне. Прежде всего, не шуметь и не появляться в церкви в крайне вольных нарядах, стремящихся по своему дизайну к костюмам Адама и Евы. В том, что касается фотографирования, то действует правило «разрешено то, что не запрещено». Если при входе нет знака перечеркнутой фотокамеры, смело снимайте, но желательно без вспышки. Ну а если же в церкви идет богослужение, то спросите у кого-нибудь из обслуги или привратника. Не можете спросить – покажите фото или видеокамеру, и получите ответ.
Вот, собственно первые рекомендации для того, чтобы проложить свой внутренний маршрут в незнакомых местах. И не ошибиться.
Grappa
Не знаю, знакомо ли вам чувство усталости в чужих городах. Мне знакомо, особенно в Риме, хотя для меня Вечный Город уже давно перестал быть чужим. Однажды после томительного рабочего дня, насыщенного долгими сидениями, слушаниями и разговорами, я выполз прогуляться. И направился, в прямом смысле слова, куда глаза глядят. Но вскоре силы окончательно оставили меня, и я плюхнулся за столик на веранде одного из баров в переулочке около Piazza Navona. “Cosa desidera? Un caff?”1– участливо спросил мальчишка-официант. «No, penso di no»2, — я устало помотал головой. Пауза несколько затянулась. «Ho capito”3, — спасительно воскликнул официант. Его “capito” прозвучало как «эврика!»: «Una grappa, una buona grappa!»4. «Si, grazie, provviamo»5, — кивнул я. Мальчишка вновь помедлил: “Ma che sorta di grappa preferisca?”6. Я посмотрел на него, пытаясь из последних сил сосредоточиться на сути вопроса. Ничего не получилось. “Va beh, la scelgo io. Un attimo!”7, — сказал мой реаниматор и скрылся внутри бара. Довольно скоро он вернулся с традиционным бокалом-тюльпаном на подносе: «Prego!»8. Я чуть взболтал напиток – это была мускатная граппа morbida9. Так, взбалтывая и проглатывая содержимое, я провел минуты три. Закончив дело, я оглянулся и сразу же встретился глазами с моим спасителем. Он стоял на ступеньках бара. Я поднял кулак большим пальцем вверх. Мальчишка просиял: «Ancora?». Я кивнул, но уже не так, как в первый раз, а с большим воодушевлением. Прикончив не спеша вторую порцию граппы, я позволил себе закрыть глаза. А открыв их через некоторое время, я увидел новый мир. Свежий мир, и он был мой. На предложение официанта перейти на третий уровень алкогольного удовольствия я все-таки ответил отказом: «Per me ? basta cosi. Certo, sono russo, ma come ubriacone non di grande rilievo”10. “Ma Lei ha gusto alla vita11, — улыбнулся официант. «Spero che anche il gusto alla aqua vita”12, — сказал я и расплатился.
Мой путь домой был дорогой хвалы и славы. Я прославлял меру и соразмерность, с теплотой вспоминал античность с его золотым сечением, славных парней времен итальянского Возрождения, считавших спирт – «aqua vita» – квинтэссенцией, т.е. пятым элементом – quinta essentia Вселенной. Этот пятый элемент необходим человеку для поддержания здоровья и продления жизни. Золотые слова, и за них особое спасибо Микеле Савонарола – деду неистового флорентийского проповедника. В отличие от своего аскетичного и ригористичного внука Джироламо, Савонарола-дед был культуртрегером эпикурейского гуманизма начала XV века. Главное для него был человек, его здоровье и качество жизни. А спирт для человека – это живая вода, причем в самом прямом смысле слова, как считал Микеле Савонарола. «Как прав был старик!», — подумалось мне тогда. Но главное, как мы помним из различных сказок и преданий, это соблюдать меру с обращении с живой водой и не перебарщивать. Иначе ее действие окажется обратным. И это не морализаторство, а, если хотите, завещание алхимиков, достаточно усердно экспериментировавших со спиртом и другими крепкими алкогольными напитками.
«Как лань желает к потокам воды…» – этой строчкой из 41-го псалма герои Пэлема Грэнвила Вудхауза легкомысленно, но весьма часто описывают свою тягу освежиться доброй порцией виски. Именно доброй мерой своей шотландской или ирландской «живой воды». Виски, конечно, это – другая история в сравнении с граппой. Но, в общем-то, эти истории об одном и том же.
- Cosa desidera? Un caff?” — Что хотите? Кофе? (итал.)
- No, penso di no — Нет, думаю нет (итал.)
- Ho capito — Я понял! (итал.)
- Una grappa, una buona grappa! — Граппа, хорошая граппа! (итал.)
- Si, grazie, provviamo — Да, спасибо, попробуем (итал.)
- Ma che sorta di grappa preferisca? — Но какой сорт граппы предпочитаете? (итал.)
- Va beh, la scelgo io. Un attimo! — Хорошо, я сам выберу. Секундочку! (итал.)
- Prego! — Прошу (итал.)
- morbida — мягкая (итал.)
- Per me ? basta cosi. Certo, sono russo, ma come ubriacone non di grande rilievo — Мне достаточно. Конечно, я русский, но как пьяница ничего из себя не представляю (итал.)
- Ma Lei ha gusto alla vita — Но Вы знаете толк в жизни (итал.)
- Spero che anche il gusto alla aqua vita — Надеюсь, что и толк в живой воде (итал.)
Лимон
То, что в Италии много музеев, а этим музеям, пожалуй, нет равных в мире, известно каждому. А многие имеют свой личный опыт по этой части. Это самое интересное, при желании из такого опыта можно извлечь много неожиданного.
Вот, например, всем известный Замок Сфорца (Castello Sforzesco) в Милане. В этом грандиозном замке находится картинная галерея – пинакотека. В XXIII зале этой пинакотеки представлены картины из собрания знатного миланского семейства Тривульцио. В основном это работы разных мастеров итальянского Quattrocento – XV века. Ходим, смотрим. И вдруг останавливаемся: перед нами картина Джованни Беллини «Мадонна с Младенцем». Уже одно имя этого художника требует к картине особого внимания. Рассматриваем. Образ удивительный. Только вот у Младенца Иисуса какое-то странное выражение лица, хочется даже сказать «кислое». А в руке у Младенца – лимон, более того, ребенок разглядывает плод. Что это? Странная фантазия художника или нечто большее, выводящее на иные, глубокие смыслы?
Сразу же отметем прочь все подозрения в изощренной и странной фантазии. Это же Кватроченто, Беллини и священный сюжет. До современных игрищ во вкусе постмодерна еще очень далеко. Можно догадаться, что лимон в руке у Божественного Младенца – это символ. Но при этом в сюжете картины Джованни Беллини лимон играет и свою собственную, прямую роль. Роль резко кислого плода. Младенец смотрит на лимон, лицо его невольно кривится, как будто ребенку знаком пронзительный вкус этого плода. Но что кроется в символике лимона? В итальянской религиозной живописи лимон предстает многоликим символом.
Это символ страстей Христа, его тернового венца. Но это еще и символ спасения, а также верности в любви. В нашем случае лимон, скорее всего, символизирует первородный грех и крестные страдания Христа, те страдания, благодаря которым человек был избавлен от наследия этого греха. Похоже, Беллини нам хочет сказать, что, разглядывая лимон, Младенец Иисус размышляет о грехе и предвидит свою судьбу. Он все понимает, ведь он – Божественный Младенец. Но при этом он – человек, причем человек в самом раннем своем возрасте. Поэтому реагирует он на свое открытие по-детски непосредственно. И тут тебя настигает открытие: необычным сюжетом своей картины Беллини пытался раскрыть главный парадокс христианства. Христос – одновременно и в полном смысле слова Бог и человек. Как это происходит, совершенно непонятно. Богословие это объясняет также парадоксально: Божественная и человеческая природы сосуществуют во Христе «нераздельно и неслиянно». Иллюстрацию к этому великому и необъяснимому парадоксу христианства нам и преподносит Беллини. Великий Беллини!
Но и лимон хорош, а в Италии он хорош особенно. На Апеннинском полуострове лимон знали еще в античности. Об этом свидетельствуют чудом сохранившиеся росписи в так называемом «Доме фруктовых деревьев». Это знаменитые Помпеи. Видимо первоначально лимон пришел из Персии на Сицилию. Кстати, цитрусовые, скорее всего цитрон, римляне так и называли — «персидские яблоки». Затем лимон обосновался уже на самом итальянском полуострове – в окрестностях Сорренто и Амальфи. Жители Амальфи, весьма могущественной морской державы, хорошо знали цену лимону. В XI веке власти Амальфитанской республики издали декрет, которым предписывалось иметь на кораблях необходимый запас лимонов. Необходимый для борьбы с цингой. Действительно, плод лимона – рекордсмен по содержанию витамина C. На амальфитанском побережье растут лимоны особой культуры – limone Costa d’Amalfi, или sfusato amalfitano. Это крупные ярко-желтые плоды овальной формы с характерным «наконечником». В Сорренто и его окрестностях произрастают лимоны другой разновидности, их называют ovale di Sorrento – «соррентинскими овалами». Такие «овалы» стали выращивать в XVII веке отцы-иезуиты на плантации, которую они именовали «Il Ges?», т.е. «Иисус». Эта плантация расположена в местечке Конка ди Гуараццанно как раз между городами Сорренто и Масса Лубрензе.
Какой же прок извлекают итальянцы из лимонов? Во-первых, из него готовят ликер – традиционный limoncello и его «дамский» аналог, смягченный сливками, – crema di limone. Во-вторых, лимон – незаменимая основа для разных сладостей – марципанов, меренг, зефиров, цукатов, леденцов и прочего. Ну а затем, лимон – отличная приправа не только для рыбных блюд, но и для особых типов пасты и ризотто. Тут уж, как говорится, простор для кулинарной фантазии безбрежен. Ну а в жару замечательно освежает лимонный лед – granita di limone.
Struscio
Живя в городе, особенно в большом, редко задумываешься о том, что город – это место для жизни. Вернее только об этом ты и думаешь, но вот только жизнью ты называешь режим существования, в котором главное «успеть»: успеть добраться, успеть увидеть, успеть получить, успеть сделать, успеть отдохнуть и вновь успеть.
Человека в большом городе трудно встретить. Видишь только массы и потоки – на поверхности эти массы целеустремленно движутся по улицам или не менее целеустремленно стоят в пробках – каждый по отдельности в скорлупке своего авто, но при этом все вместе они смотрят в одну сторону. А под землей и вовсе беда – людские потоки то носятся в трубах, то обреченно ползут в разные стороны на эскалаторах.
Но когда обстоятельства выбрасывают тебя из большого города и заносят в город поменьше, а то и в совсем небольшой городок, вот тогда ты начинаешь видеть людей по настоящему, в том числе и самого себя. С удивлением обнаруживаешь, как начинает меняться твоя похода, жесты, речь. Слова вдруг приходят на язык давно позабытые. И главное – «успеть» уже не воспринимается как сверхзадача существования, все в общем успевается само по себе. А бывают города и вовсе удивительные, в которых жизнь течет в ритме неспешной походки. При этом жизнь может быть красочной, темпераментной и даже бурной. И явлена эта жизнь в лицах, а не в массах. Как, например, в южных итальянских городах.
Я впервые попал на юг Италии, имея за плечами довольно солидный опыт жизни в северной Ломбардии и почти южном Риме. Но вот, четыре часа на «евростаре» от Рима и ты оказываешься совсем в другой Италии. Первое, что поразило меня тогда на улицах, скажем так, областного центра одной из южных провинций, это обилие людей на вечерних улицах. Эти люди никуда не спешили, на первый взгляд их движения не были подчинены ясной цели, но их лица, их походка свидетельствовали о замечательной самодостаточности и о том, что они занимаются очень важным делом – живут. Сначала мне было трудно даже пройти по южно-итальянской улице. Я всем мешал, и прежде всего самому себе. Шел я тогда не один, меня сопровождал мой старинный приятель, живший в этом городе уже несколько лет. Помню я спросил его: «Неужели сразу после работы здесь все выходят болтаться по улицам?». Мой приятель, уже на правах туземца, снисходительно улыбнулся и ответил: «Здесь работают только для того, чтобы жить так, как ты видишь. И не минутой больше».
Мне понравилось жить так, хотя поначалу было трудно. И самым сложным делом оказалось именно движение по вечерним улицам. Я привык идти к какой-то цели, а в данном случае целью движения должен был стать ты сам. Все остальное приложится. Мой приятель даже немного потренировал меня в этом деле, прежде всего в вопросах техники. Походка должна быть несуетливой, немного шаркающей. Ноги следует чуть подволакивать под себя. Двигаться нужно выставив пузо вперед, это означает идти с достоинством. Далее мне уже пришлось работать с жестами, ведь ими ты мог посылать опознавательные сигналы на расстоянии. А затем – взгляды: как смотреть на детей, на витрины, на прохожих. Причем на каждого встречного в отдельности. Самое сложное: как смотреть на женщин. Здесь я совсем не преуспел, культурки явно не хватало, да и темперамента тоже. Делать это нужно крайне деликатно, но глубоко художественно.
За неделю я кое-как освоился на улицах этого южного города, но сказать, что я слился с пейзажем, было бы крайним самообольщением. От своего приятеля я узнал, что местные жители называют это фланирование – struscio. Это словечко неаполитанское, перевести его однозначно на русский нельзя. Глагол strusciare означает – «тереть, протирать, изнашивать, портить». Наши «терки» из репертуара «лихих 90-х» говорят совсем об ином. Struscio – это, когда трут подошвами о мостовую. Изнашивается о то и другое, а материальный износ свидетельствует о выбросе жизненной энергии. Чтобы предаться этому занятию, нет необходимости оговаривать место и время, достаточно при случае сказать: «ci vediamo stasera» – «увидимся вечером», или «ci vediamo domattina» – «увидимся завтра утром». Все остальное определит гений места.
Знатоки утверждают, что struscio бывает разных типов: пенсионерским, галатным (дефиле с предметом ухаживаний), чисто поболтать, спортивным и политическим. Практикуют этот род занятий и молодые, и пожилые, семейные люди, почтенные граждане и безработные. Практически все социальные группы на юге Италии подвержены «струщиомании». Наиболее сильная зависимость проявляется у пенсионеров.
Формат и время политических и спортивных strusci определены контентом. Пик подобных событий приходится на воскресное утро. Спортивные strusci также возникают стихийно после окончания телетрансляций спортивных матчей, прежде всего футбольных. Соответственно и замирают они с началом показа по телеку новых спортивных событий. Вообще, похоже, что только телевидение может дать надежное противоядие от струщиомании, причем во всех ее формах.
В случае галатного или любовного struscio предпочтителен вечер. Продолжительность зависит от наличия партнера. Если таковой имеется, то ты – в движении, если партнер отсутствует, то некоторое время ты можешь пребывать в статическом одиночестве или на ходу довольствоваться утешительной поддержкой друга или подруги.
Эксперты по южно-итальянской жизни отмечают, что struscio по-прежнему является главным социорегулятором в малых и больших городах той чудесной стороны. Ну а для самих местных жителей strusciare — своего рода вредная привычка типа курения или азартных игр. После первых прогулок привыкание дает необратимый эффект. В малых же дозах эффект struscio может испытать на себе любой чужеземец, это абсолютно безвредно и даже жизнеутверждающе.
Про хлебушек: итальянские тонкости
Дело было в Риме. После долгой беготни по делам мы с приятелем решили перекусить. Я повел его в давно облюбованное мной заведение недалеко от Ватикана. Место это с виду было весьма респектабельной кондитерской, но в дневные часы там открывался еще и обеденный зал. Ходили туда в основном местные и всякого рода «сослуживцы» из окрестных контор. Иными словами это была столовка, но столовка римская – с традициями и вполне приличной кухней.
Вооружившись подносами, мы набрали много всего вкусного и полезного. На подносе моего приятеля красовалась здоровенная тарелка с пасташюттой, чуть ли не двойная порция. Еще там были закуски с ветчиной и колбасами, а также две пухлые булочки. Мои попытки несколько откорректировать его выбор успеха не имели. Соответственно, при расплате на кассе мы выдержали суровый экзамен. Содержимое моего подноса не вызвало никаких вопросов, а вот состав пищевого набора моего приятеля явно затормозил калькуляции хорошо знакомой мне синьоры. Глухо назвав цену, она обратила на меня недоуменный взор. Чуть улыбнувшись ей, я расплатился, и мы с приятелем направились к свободному столику. Столик этот находился в зоне видимости синьоры за кассой, и как только мы уселись, я заметил, что она не упускает нас из виду. Ее ожидания оправдались с лихвой. Мой простодушный приятель начал, что называется, «уписывать» пасту, при этом с хрустом надкусывая булочку (одну, потом и другую), а время от времени еще и запихивая в рот ветчинно-колбасные изделия. Видимо, тут невольно сказался огромный опыт советской жизни – от пионерского лагеря до армейской службы. Но римская синьора за кассой этого не ведала, и ее косые взгляды в нашу сторону становились с каждой минутой все тревожнее. Наконец она не выдержала, и жестом дала мне понять, что нам с ней есть, что обсудить незамедлительно. Сказав приятелю, что мне нужно взять еще бутылочку воды, я направился к кассе.
«Lui ? il tuo amico?» [1] – спросила кассирша. Я кивнул. “Che gli piglia di togliersi la vita proprio qui?»[2], – несколько мрачно поинтересовалась моя бдительная собеседница. «No, Dio ci scampi!»[3], – спохватился я, – «Tutto va bene, lui ? semplicemente russo come io. Da noi questo ? di prammatica»[4]. В последнем утверждении я имел в виду поглощение пасташютты с хлебом. «Siete matti!»[5], – резюмировала синьора за кассой, видимо имею в виду в нашем лице всех россиян. Не сказать, чтобы моя национальная гордость была этим задета, наоборот мне даже польстило, что мы смогли подтвердить репутацию наших соотечественников как самых рисковых парней на свете. Конечно, мой приятель выжил после этого обеда, и даже заметно повеселел. Но все-таки пришлось ему деликатно рассказать о том, зачем итальянцам нужен хлеб за столом.
Конечно, за итальянским столом вы легко найдете хлеб, или же нечто мучное. За завтраком это, скорее всего, будет бриошь или круассан. В крайней случае нечто вроде миланской булочки michetta, она же rosetta. Вообще в сравнении с нашим завтраком итальянская утренняя еда colazione отличается крайним аскетизмом: кофе – cappuccino или caffelatte, круассан, бриошь, или различные biscotti – нечто вроде сладкого печенья. Кстати, бриошь – сладкая булочка из сдобного теста – попала в Италию из Франции. Именно ее якобы имела в виду королева Мария-Антуанетта, когда надменно высказалась о нуждах простонародья: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!» Это в русском переводе для понятливости закрепились пирожные, а в оригинале было «…qu’ils mangent de la brioche» — «… пусть едят бриоши». Говорила такое Мария-Антуанетта или нет, не столь важно, но за итальянским завтраком вам, скорее всего, придется последовать ее легендарному совету.
За обедом хлеб вас уже будет ожидать на столе. Это явление называется «pane e coperto» – дословно «хлеб и покрытие». Но по сути «pane e coperto» – это традиционный сбор в пользу
ресторана, его размер может колебаться от 50 евроцентов до 3-4 евро. Вне зависимости от того едите вы хлеб за обедом или нет, графа «pane e coperto» присутствует в окончательном счете. Правда, в некоторых регионах Италии, например, в Лацио рестораторам это запрещено делать. Отсутствует «pane e coperto» в счетах тех ресторанов, где кормится местный народ или же по будням подают обеды в «рабочий полдень».
В качестве «pane e coperto» на столе чаще всего окажутся grissini – знаменитые хлебные палочки, но будет и хлебная корзинка. Grissini просто грызут в ожидании первого блюда, ну а если вы очень голодны, то можно приняться и за содержимое хлебной корзинки. Для того, чтобы из предложенного вам хлеба сделать вполне сносную закуску, существует такой простой рецепт. Сразу предупреждаем, что это совсем не comme il faut и для респектабельных мест не подходит. Итак, наливаете прямо в тарелку (пустую, конечно) немного оливкового масла, солите, перчите, а потом макаете в эту живительную смесь хлеб и отправляете его в рот. Делать это можно руками, но лучше вилкой. Собственно это и есть главное предназначение хлеба за итальянским столом во время обеда и ужина – собирать остатки соуса с тарелки и таким образом продлять удовольствие от пищи. Называется этот способ дополнительного питания «fare la scarpetta» — дословно «сделать туфельку, или башмачок». Как вы понимаете, итальянские блюда – и пасташютта, и вторые блюда как мясные, так и рыбные – традиционно богаты соусом. Так что есть смысл попробовать. Конечно, в Италии существует огромное количество сортов хлеба, и практически каждая область, а то и город славится своими мучными изделиями. Они одинаково хороши и разнообразны и по вкусу, и по внешнему виду. В хлебе той или иной итальянской земли познается ее гений места: ciriola romana, focaccia genovese, focaccia barese, rosetta, fresella, pitta, casatiello, gnocco fritto, piadina, crescia, pitilla, pane di Laterza, civraxiu, su Pistoccu, pane di Lentini и т.д. и т.п.
И последнее, возвращаясь к истории, которая случилась в Риме с моим приятелем. Заедать пастшютту хлебом для итальянцев, такое же безумие как закусывать котлету шашлыком для нас. Конечно, если очень хочется, то можно. Только больше в том месте, где вы это сделали, лучше не появляться.
- «Lui ? il tuo amico?» — Это твой друг?» (итал.)
- «Che gli piglia di togliersi la vita proprio qui?» — Что это ему взбрело в голову свести счеты с жизнью прямо здесь?» (итал.)
- «No, Dio ci scampi!» — Нет, Боже сохрани!» (итал.)
- «Tutto va bene, lui ? semplicemente russo come io. Da noi questo ? di prammatica» — Все хорошо, просто он – русский как и я. А у нас это в порядке вещей» (итал.)
- «Siete matti!» — Вы – чокнутые!» (итал.)
Lingua-amore
Императору Карлу V, тому самому, который устроил в 1527 году чудовищное разграбление Рима (Sacco di Roma), приписывают такое речение: «Я говорю с Богом по-испански, с женщинами по-итальянски, с мужчинами по-французски и по-немецки с моим конем». Заметим, что последний император, отпраздновавший в Риме свой триумф, правда, при отягчающих обстоятельствах, говорил с женщинами не по-французски, а по-итальянски. В те времена, далекие от современной гендерной политкорректности, считалось, что с женщинами можно и нужно говорить только о любви. Язык любви – итальянский, следовательно…
Вот мнение современной итальянской журналистки: «Итальянский язык говорит непосредственно сердцу по многим причинам. Прежде всего, лингвистическим. Подумаем о нашем произношении и о мягком звучании слов, посвященных любви. Ti amo (я люблю тебя), ti voglio bene (я люблю тебя), amore (любовь)… Это язык, в котором каждое слово связано со звуками, которые словно поются. Как сладкие мелодии, которые бьют по самым глубоким струнам нашей души». (Adele Paglialunga. Altro che itanglese: viva l’italiano, la lingua dell’amore https://www.ilpuntoquotidiano.it/la-lingua-italiana-la-piu-bella-del-mondo/)
И еще, от нее же: «Те, кто решил изучать итальянский язык, делают это с осознанием того, что это самый красивый язык в мире. Язык удовольствия, сердца, язык любви и страсти, который слово за словом выражает настроение и эмоции. Язык, который дарит счастье. Это «сексуальный» язык по преимуществу, самый «sexy» в Европе. Не случайно итальянский язык занимает четвертое место в мире по количеству изучаемых языков. Он нравится все больше и больше. Он нравится, потому что его ритмика очаровывает и покоряет, потому что он вмещает и сочетает в себе страстность испанского и соблазнительность французского. И потому, что он вызывает в памяти великие истории любви, города, в которые можно влюбиться, такие как Рим, Венеция или Флоренция, панорамы, восходы и закаты, перед которыми никто не может устоять перед зовом страсти».
С лингвистическим патриотизмом итальянки Аделе Пальялунга была солидарна еще в самом начале XIX века француженка Жермена де Сталь. В ее романе «Коринна, или Италия» находим такие строки: «Кто не слыхал итальянского пения, тот не имеет понятия о музыке. Голоса в Италии обладают мягкостью и нежностью, подобными аромату цветов и ясному небу. Сама природа точно предназначила эти голоса для итальянского климата: они будто отражаются друг в друге и говорят о том, что весь мир – творение единой мысли, которая открывается в мириадах различных форм».
А в XX веке с небольшой долей иронии или зависти (?) – немец Томас Манн («Признания авантюриста Феликса Круля»»): «В ту же секунду я превратился в итальянца: никакой изысканности и журчания – огонь и страсть накатили на меня… И я, то поводя рукой с плотно сжатыми пальцами перед самым своим носом, то вдруг широко их растопыривая, певуче затараторил: — Ma Signore, che cosa mi domanda? Son veramente innamorato di questa bellissima lingua, la piu’ bella del mondo. Ho bisogno soltanto d’aprire la mia bocca e involontariamente diventa il fonte di tutta l’armonia di quest’idioma celeste. Si, caro Signore, per me non c’e dubbio che gli angeli nel cielo parlano italiano. Impossibile d’imaginare che queste beate creature si servano d’una lingua meno musicale…» Перевод: «Ну еще бы, синьор! Я буквально влюблен в этот прекраснейший язык, самый красивый в мире. Достаточно лишь открыть рот, и он независимо от моей воли становится источником гармонии небесных звуков. Да, дорогой синьор, я не сомневаюсь, что ангелы на небе говорят по-итальянски. Нельзя представить себе, что эти божественные существа пользуются языком менее музыкальным… (итал.)».
Итак, итальянский – italiano – язык любви и ангелов. Язык ангелов сейчас основательно забыт, а любовь предстает повсеместно в формате «sexy». Тем не менее… Обратимся в лингвистической статистке. В 2010 году накануне очередного Дня св. Валентина лондонское агентство Today Translations опросило более 320 лингвистов, чтобы выявить «самое романтичное слово в мире». Победило французское «amour», правда с минимальным отрывом от итальянского «amore». Но при этом итальянский, с всеми его «belissima», «tesoro» и проч., был назван самым романтичным языком мира, а французский уже следует за ним.
Такой вопрос. Зачем люди, и не только молодые, учат итальянский язык? Попытку дать социологический ответ представила римская школа итальянского языка и культуры «Torre di Babele». Вот развернутый результат с указанием числа выбравших тот или иной аргумент:
Italiano – самый музыкальный язык в мире (95), язык страны высочайшего по своему уровню художественного и культурного наследия (102), страны, в которой уже был и в которую хотел бы поехать на каникулы и общаться с людьми напрямую, без переводчика (97), язык страны прекрасного вина и замечательной кухни (88), это язык поэзии, моды и дизайна (55).
Не удивительно, что из числа опрошенных учеников школы 54 человека хотели бы продолжить обучение в Италии, а четверо провести в этой стране спокойные годы на пенсии (видимо, это романтики или счастливчики-прагматики).
Italiano, по мнению учеников школы «Torre di Babele» – это «язык наслаждения», язык «сердца, любви и страсти», язык состояния души, язык страны, которая заставляет вас чувствовать себя счастливым: «В глубине души я чувствую себя итальянцем», «Изучение итальянского языка помогло мне пережить очень трудные моменты в моей жизни».
Что еще можно добавить? Пожалуй, мнение профессора истории итальянского языка Лоренцо Томазина о самих итальянцах: «Нужно ли говорить, что итальянский – это язык, который во всем мире воспринимается как самый красивый? Возможно, так и есть, хотя итальянцы, как это ни парадоксально, меньше всего об этом знают» (Lorenzo Tomasin, La più bella lingua ad alta voce, in “Il Sole 24 Ore”, domenica 12 luglio 2015, p. 25)
Возможно и действительно, большое видится на расстоянии. А на расстоянии итальянский язык и сама Италия – это, конечно, нечто очень большое и значимое для всех: это южная история, солнце, домашняя кухня, вино и женщины. Чарующая музыкальность языка.